Здесь, высоко над городом (по правде, метрах в трех под нами копошатся бездомные, которые живут под мостом), я ощущаю себя стражем древнего захоронения, готовым достойно отразить поползновения любого, кто только осмелится приблизиться к моим господам (которые лежат на соседней балке или как там ее, обернутые в брезент).
Если бы еще не эти порнушники голуби, их тут столько! Извините, один нагадил мне на страницу. Ничего. Проехали. Я должна быть выше этого. Только… бе-э-э-э!
Джаред ускакал домой к папочке за тачкой. Погрузим моих господ в мини-вэн - и в надежное убежище. Джаред оставил мне свой кинжал. Мне даже пришлось его разок обнажить - какой-то тетке вдруг понадобился брезент, в который завернут мой Темный Повелитель. А потом кинжал мне пригодился для соскребания с ногтей остатков лака. У услужающих лак так и летит.
Короче, мои господа встретились с нами возле Музея современного искусства, все такие встревоженные:
- Вы целы? Он на вас не набросился? И косятся на Джареда, как будто он не знает, что мы вампиры.
Ну, я им тут:
- Спокуха, Джаред на побегушках у вашей услужающей.
Тут Флад вынимает из сумки бронзовую ладонь:
- Эбби, узнаешь, что это?
А я ему:
- Ну.
(Хотя надо бы повежливее, типа «Разумеется, сударь».) Это бронзовая рука.
Руку забирает Графиня.
- Эбби, это все, что осталось от оболочки вампира, который меня обратил.
Я такая:
- Прошу прощения. Графиня, хурды-мурды, но это рука статуи.
А Графиня:
- А я о чем?
Да ни о чем. Мне-то откуда знать?
Оказалось, в статую, которая стояла у нас в мансарде, был упрятан вампир, что обратил Графиню, а уже потом Графиня обратила Флада. Так вот, у старого упыря (которого звали Илия) борзометр зашкалило, и он принялся набивать город покойниками, а улики оставлял специально против Графини и даже пытался пришить ее услужающего (в то время им был Флад) - словом, совсем отбился от рук. Да тут еще копы с чуваками из универсама выкурили Илию с собственной яхты и разнесли судно на кусочки. Чтобы выведать древние вампирские тайны, Графиня прикинулась, будто спасла старикашку, а Флад взял и замуровал обоих в бронзу. Правда, Графиню он потом освободил, все по великой любви. Короче, Флад - вовсе не древнее и таинственное порождение ночи, а салага вроде меня - приволок статую к морю и хотел утопить, чтобы старикашка не мозолил Графине глаза. Но тут настал рассвет, и Фладу пришлось бросить скульптуру на Эмбаркадеро, а когда они на следующую ночь вернулись, статуя исчезла. Выходит, этот упырь Илия на свободе; тип в желтом комбинезоне, который вытрясал душу из хозяина гигантского кота, - это он и есть. А сейчас он подстерегает меня, чтобы я вывела его на Графиню, - такое уж он чмо.
Джаред такой:
- Ну, дрова. Жуть кошмарная.
А я Фладу:
- Ты мне лгал.
А Графиня мне:
- Вот поэтому-то, солнышко, я и рассказала тебе все, как было.
Шла бы она со своим сарказмом.
Джаред:
- Рождества круче у меня еще не было.
Я ему:
- Умолкни, педрила. Меня предали.
Графиня мне:
- Не расстраивайся, все перемелется. Пойдем глянем, как там Уильям.
Сейчас- то я вижу, что она была права, но всю дорогу до мансарды мне было очень грустно: не люблю, когда мне втирают очки.
Глядим - а у дома Графини «скорая» и копов целая толпа.
Тут госпожа с Фладом делают «полный назад», а я направляюсь к номеру 411 на разведку.
Нищий, у которого кот, лежит на носилках в кислородной маске.
Ну, я такая:
- Пустите меня к нему, это мой папа. А копы с медиками:
- Не положено.
Я им дам «не положено»!
- Кто вас вызвал? - спрашиваю.
А они:
- Жилец с первого этажа. Скульптор вроде.
Тут с носилок слышится:
- Пропустите ее.
Подводят меня к нему.
- С тобой ничего страшного? - спрашиваю.
А он:
- Голова так и гудит. И нога, похоже, сломана.
Я ему:
- Что мне для тебя сделать?
Так Графиня распорядилась: собрать информацию и предложить помощь.
Он в ответ:
- Позаботься о Чете. Он на лестнице? Голодный небось.
- Будет исполнено, - говорю.
Он типа снимает кислородную маску и просит меня нагнуться пониже.
- Да, папочка. - И я нагибаюсь.
Полиция ведь кругом.
А он мне на ухо:
- Пока меня не унесли, покажи сиськи.
Я ему ногой по ребрам. Весь кодляк на меня так и кидается. Велят убираться вон. Зря волнуются: от моих красных кроссовок и синячка-то не останется.
Травмированного грузят в «скорую», сейчас захлопнут двери. Он умоляюще тянет ко мне руку, будто утопающий, над которым вот-вот сомкнутся черные волны смерти. Что ж, меня не убудет. На мгновение задираю топик с лифчиком - на тебе, умри счастливым. Ведь мы так мало помогаем бездомным. Да и груди-то у меня маленькие и повышенным спросом не пользуются.
Вхожу на лестницу и сгребаю Чета в охапку.
Передо мной тут же вырисовываются два копа. Я их уже видела. Графиня сказала, что они участвовали в сокрушении Илии. Поворачиваюсь к тому, который латинос, и говорю:
- Все пучком, коп?
Ну, тут он начинает:
«Отправляйся домой, что у тебя за дела по ночам, а то заберем тебя в участок и позвоним родителям, бу-бу-бу», - запугивание, порицание и фашистский догматизм, все в одном флаконе.
Даже смешно. Только я не улыбаюсь (хотя зубы у меня прямые и красивые, не зря в детстве три года ходила со скобками) - опасаюсь, как бы клыки не выросли у них на глазах.
Коп, который педик, спрашивает:
- Что ты здесь делаешь?
- Живу я тут, - отвечаю.
- А ты, педрило, что здесь делаешь? Вы же, зайчики, из отдела убийств.